Первого мая нынешнего года католики всего мира следили за тем, как на площади Святого Петра, Папа Римский Бенедикт XVI провозгласил своего предшественника Иоанна Павла II - блаженным. В католицизме это первая ступень, предшествующая причислению к лику святых. После кончины "польского" Папы прошло всего пять лет, столь поспешное причисление его к числу блаженных у многих вызвало неоднозначные оценки. Споры еще только начались и вряд ли скоро закончатся.
В редакции журнала "Наука и религия" встретились журналист Марк Смирнов и бывший член Папского совета по делам мирян, доцент Центра по изучению религий РГГУ Алексей Юдин. Журнал любезно разрешил опубликовать текст беседы на сайте NEWSru.ru
М.С. - Вы уверены, что беатификация Папы Иоанна Павла II, человека, несомненно, великого, провозглашение его блаженным, а в скором времени он будет уже причислен и к лику святых, действительно соответствует христианским представлениям о личной святости человека? В православном сознании блаженный или святой отмечен особой духовностью, смирением перед Богом и перед людьми, и в глазах верующих святым его делают особые христианские добродетели, здесь не в счет заявления церковно-политического характера. Не кажется ли вам, что с этой беатификацией Ватикан поторопился, кстати, тут есть некоторые противоречия с высказываниями по этому поводу самого Папы: Иоанн Павел II настаивал, что необходимым условием для начала процесса беатификации того или иного человека является срок в пять лет после смерти, а в данном случае процесс начался задолго да этого срока, ускоренными темпами:
А.Ю. - В своем примере вы показали, какой подход к святости существует в восточно-христианской традиции. Самое главное - это личные добродетели святого. То же самое и в западно-христианской традиции, и об этом очень ясно и определенно сказано во всех документах, относящихся к процедуре беатификации и канонизации (т.е. провозглашения блаженным или святым - Прим. М.С.). Беатификация - это первая стадия процесса прославления христианина, приобщения его к небесной славе. На этом этапе принципиально важно признание того, что жизнь кандидата в святые соответствует евангельскому идеалу. Вернее, близка, устремлена к этому идеалу. Конечно, в случае с Папой проводить четкое разграничение между личным и общественным измерением жизни особенно сложно. Поэтому очень часто, говоря о папских беатификациях и канонизациях, совершают элементарную ошибку: Папу рассматривают как главу Церкви, как выдающегося публичного человека и как политика. И этого особенно трудно избежать в отношении Иоанна Павла II. Но здесь речь идет прежде всего о личной святости. И надо его воспринимать как блаженного и святого.
Вспомним, что во время похорон Папы собравшиеся на площади Святого Петра люди скандировали: "Santo subito! - Святой сейчас!" Сразу же. И это есть критерий fama sanctitatis - славы о святости, который учитывается при беатификации и канонизации. Верующие в своем свободном изъявлении выражают уверенность в том, что покинувший этот мир человек уже пребывает в небесной славе со Христом. Таким образом, голосом верующих он публично признается святым.
М.С. - То есть в каноническом праве Католической церкви это один из аргументов святости. Таким образом, если приедут сто тысяч поляков, соберутся на площади и начнут скандировать "Святой - и немедленно!" - этого достаточно для канонизации?
А.Ю. - А чем сто тысяч поляков отличаются от ста тысяч неполяков?
М.С. - Тем, что для поляков вопрос канонизации Иоанна Павла II - это почти вопрос национальной политики. Это же - их Папа!
А.Ю. - Но скандировали по-итальянски, а не по-польски, люди из самых разных стран, которые собрались в последние дни и часы жизни Иоанна Павла II на площади Святого Петра, а затем, уже после его кончины, оставались на этой же площади. Они единодушно выражали свое горе и свою надежду на небесное прославление почившего Папы. Тут самым наглядным образом раскрывается подлинное признание его святости народом Божиим.
Что касается норм, то действительно установлен пятилетний срок, который должен пройти со времени смерти кандидата в святые до того момента, когда ватиканская Конгрегация по делам святых выдает разрешение на начало процесса беатификации. Это общее положение, но в определенном плане это условность, потому что в Католической Церкви Папа является верховным законодателем.
М.С. - Значит, сам установил требования и сам же их отменил...
А.Ю. - Вернее, изменил. Как это было в случае беатификации матери Терезы Калькуттской. С самого начала было ясно, сколь очевидна и насущна для Церкви ее беатификация. И процесс причисления матери Терезы к лику блаженных начался практически сразу же после ее кончины в 1997 году. В 2002 году Ватикан официально признал чудо исцеления, совершенное по ее заступничеству. И в октябре следующего, 2003 года мать Тереза Калькуттская была торжественно провозглашена блаженной. Кстати, процесс беатификации - процесс исследовательский, очень строгий и кропотливый. И не факт, что он обязательно закончится прославлением кандидата.
Начинается он на местном уровне. Это может быть место, где родился кандидат в блаженные или святые или служил на приходе (если это священник). Это может быть епархия, в которой он был епископом. Или же место, где будущий святой умер и был похоронен. Вначале церковная власть назначает специального постулатора, который собирает документы, опрашивает свидетелей. По сути, это колоссальная бюрократическая волокита, но она обязательна.
М.С. - Отмечу, что она обязательна только в Католической церкви.
А.Ю. - Конечно. Дальше следует судебный процесс под председательством епископа. Здесь на первый план выступает promoter justitae - блюститель правосудия. Это прокурор, который рассматривает всю собранную документацию, но без участия постулатора. Это условие должно гарантировать максимальную объективность на этом этапе разбирательства. В случае с Иоанном Павлом II декларация его святости, как я уже сказал, прозвучала во время похорон на площади Святого Петра. Замечу, что Папа Бенедикт ХVI, разумеется, хорошо знал Иоанна Павла II и прежде всего сам уверен в святости своего предшественника.
М.С. - Судя по всему, он сам и выступает главным постулатором.
А.Ю. - Нет-нет, постулатор как раз был назначен в Краковской архиепархии, родной епархии Иоанна Павла II. Именно оттуда исходит формальная инициатива процесса беатификации. Начало прославления на местном уровне очень важно для современной Католической Церкви. Сейчас за Папой, конечно же, остается последнее слово, но инициатива должна быть местной.
М.С. - Как бы вы сами определили, в чем Иоанн Павел II проявил себя с точки зрения безусловной нравственности или праведности? Именно этим, понятным русским людям, словом "праведник" я заменил бы латинское "beatus". Почему покойного Папу Римского можно назвать праведником?
А.Ю. - Я лично могу свидетельствовать об особой праведности последних лет его жизни. Так сложилось, что начиная с 2000 года я неоднократно встречался и беседовал с ним или присутствовал на разных мероприятиях с его участием. Подлинным откровением стала для меня какая-то неотмирная логика в его поведении, которая шла в нарушение привычных норм и даже поведенческих стереотипов. Он активно участвовал в жизни Церкви, и, может быть, это даже превышало меру его физических сил.
М.С. - То есть он был немощный и больной?
А.Ю. - Конечно.
М.С. - Во всех официальных биографических текстах почему-то подчеркивается, что Иоанн Павел II объявлял верующим, что он, например, ложится на операцию по поводу опухоли в кишечнике, или, что сломана шейка бедра, что упал в ванной комнате: Во всех этих медицинских подробностях присутствует физиологический аспект. Зачем это нужно? Ведь, к примеру, Папы Пий XII, Иоанн ХXIII запрещали сообщать прессе бюллетень о состоянии их здоровья, запрещалась и публикация их фотографий на одре болезни или смерти.
А.Ю. - Он обращался к верующим за поддержкой, за молитвой. Это братские отношения, как в семье. Молитвы за Папу - обычная практика для католика. Это и есть жизнь в единстве с Папой во всех случаях.
М.С. - В последние годы жизни можно было видеть, с каким трудом Иоанн Павел II двигался, читал свои обращения, как у него тряслись руки. Многим было непонятно: зачем мучить старого и больного человека? Выберите нового.
А.Ю. - Оставаться до конца на своем посту был его собственный выбор. Тут парадоксальным образом раскрывается смысл того духовного свидетельства, которое нес своей пастве в последние годы тяжело больной Папа Иоанн Павел II. Через крайнюю немощь тела, в образе старика с плохой дикцией и трясущимися руками он открывал нам забытую силу старости, мощь человеческого духа и его сопротивление немощи тела. В 2004 году я присутствовал на аудиенции, когда Папа обратился к собравшимся с посланием. Он с трудом проговаривал слова, но поскольку у каждого был готовый текст послания, можно было следить за его речью. Когда Понтифику стало так плохо, что он прекратил чтение, стоявший рядом помощник взял текст и бодрым голосом стал читать дальше. Перед самым концом Папа с трудом повернул голову, жестом попросил вернуть бумагу и, собравшись с силами, дочитал последние строки. Он довел дело до конца, вопреки боли и немощи. Кстати, я могу непосредственно свидетельствовать о том, что и в последние годы жизни у Иоанна Павла II, при всей телесной немощи, был поразительно живой ум и ясный рассудок. Какие он задавал вопросы, как реагировал в беседе, порой и с юмором: Как говорится, дай Бог каждому.
М.С. - Если говорить о жизни Иоанна Павла II с точки зрения "жития святого", какой наиболее яркий пример вы бы привели?
А.Ю. - Мне представляется, что центральный сюжет - это покушение 1981 года и отношения Иоанна Павла со своим несостоявшимся убийцей Мехметом Али Агджой.
М.С. - Я читал в одном российском журнале, что пуля террориста прошла рядом с сердцем Папы, по официальной же версии, одна пуля попала в руку и еще одна - в живот. Чему верить?
А.Ю. - Здесь дело даже не в пулях и не в их количестве, а в том, как складывались далее отношения между Иоанном Павлом II и Али Агджой. Удивительны перемены, происшедшие в жизни турецкого террориста: После личной встречи с Агджой в тюрьме Иоанн Павел II сказал: пусть этот разговор останется между нами, это наша тайна. Самое главное так и осталось тайной, и это еще раз показывает, как глубоко прозревал Папа суть человеческих отношений.
М.С. - Что, Агджа стал лучше, изменился?
А.Ю. - Безусловно, он изменился и даже высказал намерение принять католичество.
М.С. - Похоже на легенду из жития святого: Да ведь известно, что Агджа и Иисусом Христом себя объявлял, и предсказывал конец света! Стоит ли верить явно психически нездоровому человеку! Что касается прощения, вам не кажется, что Папа по-другому просто не мог поступить?
А.Ю. - Но ведь он не просто заявил публично, что простил его, а пошел к нему в камеру. Я полагаю, что Папу прежде всего интересовал именно Али Мехмет Агджа, как человек, совершивший страшный грех.
М.С. - Вы привели ряд положительных аргументов. А что мог бы сказать тот участник процесса беатификации, который, к сожалению, в связи с изменениями в Католической церкви, теперь отсутствует? Что сказал бы тот, кого раньше называли "адвокатом дьявола"? Ведь что ни говори, а некоторые сомнения и возражения остаются. Их высказывали аналитики, политологи, журналисты. Я попытаюсь напомнить именно их позицию. Несомненно, Папа вел себя совершенно по-новому, как ни один Римский Папа до него. Это открытость, внешняя привлекательность, я бы даже сказал, некая театральность многих действий Иоанна Павла II - массовые богослужения под открытым небом, поездки по странам мира и т.п. - все было рассчитано на внешний эффект. Но за всем этим вдруг замечаешь, что какие-то слова и деяния Понтифика зазвучали неким диссонансом, стали контрастировать с внешне позитивным образом Раба рабов Божиих?
Скажем, его отношение к богословам Латинской Америки, предложившим "теологию освобождения", - почему оно было таким нетерпимым, почему он так резко и очень сурово поступил с ними? Или, например, визит Иоанна Павла II в Никарагуа. Сандинистское правительство связывало с его прибытием большие надежды на перемирие с оппозицией и сделало все возможное для его почетного приема. На центральной площади Манагуа в присутствии семисот тысяч человек Папа выступил с проповедью. Перед центральной трибуной прошли безутешные в своем горе матери 17 юношей, убитых "контрас", каждая несла портрет сына. Однако скорбящие женщины остались без папского утешения и благословения, он даже не упомянул об этих жертвах.
Римский понтифик потребовал, чтобы три министра-священника оставили свои посты в сандинистском правительстве, хотя в то время полторы сотни католических священников в разных странах мира без помех занимались государственной деятельностью.
Один из основоположников "теологии освобождения" перуанец Густаво Гутьеррес заявил, что "трудно проповедовать жизнь в обстановке, диктующей смерть". По мысли этих священников, Церковь должна была принять участие в борьбе бедноты, подавленной диктаторскими режимами, за социально-политическое освобождение. Но Папа в своих выступлениях в странах Латинской Америки дал резкий отпор таким настроениям в Церкви. Что вы думаете об этом?
А.Ю. - Вы, по сути, ответили сами на этот вопрос, упомянув о социальной борьбе. Понятно, что эти люди выступали за политическую форму освобождения. Как раз эта политизация представлялась для Церкви крайне опасной, потому что в свое богословие они привлекали те системы анализа действительности, ту социологию, которая совершенно чужда евангельской проповеди. Именно на марксистскую идеологию, которая выносит на первый план классовую борьбу, обратил внимание Иоанн Павел II и тогдашний префект Конгрегации вероучения кардинал Ратцингер, который на самом деле и был главным мотором этого "наезда" на "теологию освобождения".
М.С. - Скажите, а почему, осудив священников-сандинистов, Папа ни разу не высказал осуждения диктаторских режимов в Латинской Америке, например, режима Пиночета?
А.Ю. - Папа никогда фактически не высказывался по политическим аспектам, кроме миротворчества.
М.С. - Молчание - это тоже жест:
А.Ю. - Ну, тогда можно кого угодно привлечь за умолчание.
М.С. - Но Папа молчал и тогда, когда ему стало известно о педофильских скандалах в Соединенных Штатах, в который оказались замешаны не только католические священники, но и укрывавшие их епископы. Жертвы педофилии, католики, обращались к Папе Римскому за поддержкой и пониманием, но так их и не получили.
А.Ю. - Это очень серьезный вопрос. Я был свидетелем того, когда Папа встречался с американскими кардиналами, с американским епископатом по первому делу о педофилии в 2002 году. Помню, открылись двери одного из залов ватиканского дворца, и на специальной платформе вывезли Папу. Он тогда уже с трудом передвигался самостоятельно. Вслед за ним из зала стали выходить американские кардиналы с опрокинутыми лицами. Вдруг я вижу, как, немного проехав по коридору, Папа дает сигнал, платформа останавливается, и он, обернувшись с колоссальным трудом, поднимает руку и показывает американским прелатам кулак. Лицо его при этом было искажено от боли и гнева. Такова была личная реакция Папы на известия о случаях педофилии среди американского духовенства. Она была вообще крайне жесткой, и даже видавшие виды ватиканские служители говорили мне, что впервые видели Папу в таком состоянии.
М.С. - Но тогда было бы логично, чтобы Церковь принесла извинения жертвам насилия: Папа же много каялся за действия инквизиции, за преступления Католической церкви против других христианских конфессий, за то, как Церковь относилась к иудеям :
А.Ю. - Я думаю, что первоначально это вызвало настоящий шок. Необходимо было расследовать все случаи и понять истинные масштабы угрозы. При этом жертвы педофилии получали от Церкви необходимую помощь, включая материальную компенсацию. Одновременно начались судебные разбирательства, бурные скандалы в прессе, и Церковь восприняла это очень болезненно. Не секрет, что на жертвах педофилии и на репутации Католической церкви многие сделали весьма доходный бизнес.
М.С. - Однако сейчас совершенно доказаны конкретные примеры, когда священники не получили должного наказания со стороны Церкви:
А.Ю. - И вот это ужасно. То, что время для более решительных действий было упущено, - это факт. И это нанесло колоссальный удар по Церкви и удар по человеческим душам.
М.С. - Мне кажется, что покаяния Папы за грехи Церкви совершены слишком поздно, так же как и, допустим, в случае с Галилео Галилеем, которого Папа реабилитировал от осуждения инквизиции только в 1992 году! Почему Католическая церковь раньше не сделала это?
А.Ю. -Такого рода конфликты имеют сложную предысторию и несомненную политическую подоплеку. "Дело Галилея" непрестанно служило козырем в антиклерикальных кампаниях различного рода. Церковь признала неправоту совершенного ею в прошлом, но ее враги вовсе не собираются снимать образ Галилея - жертвы инквизиции - со своих щитов. И, говоря объективно, жертвенный ореол этого образа сильно преувеличен.
М.С. - Однако вернемся к общественным деяниям Папы Иоанна Павла II. Вскоре после того, как Иоанн Павел II стал Понтификом, известный католический богослов Ханс Кюнг обратился к Папе с просьбой об отмене целибата (безбрачия). Ясно, что сама ситуация, обрекающая молодого человека, ставшего священником, посланного на приход, в гущу мира сего, в котором кипят страсти, весьма сложна. Ему трудно справиться со своими проблемами, никто ему не может помочь. Почему Папа даже не ответил на обращение Ханса Кюнга, хотя бы выразив понимание проблемы, сочувствие? Во время жизни в Германии я столкнулся со многими людьми, которые были профессорами университетов, работали в католических учреждениях, а в прошлом они были католическими священниками. По тем или иным причинам они сняли с себя сан священника, а было это еще во времена Папы Павла VI. На их просьбу разрешить им вступить в церковный брак Павел VI дал свое благословение. То есть эти экс-священники не были отлучены от Церкви, им разрешили венчаться, приступать к таинствам и даже работать в церковных учреждениях или преподавать в католических учебных заведениях. Иоанн Павел II все это отменил, и сегодня всякий священник, оставивший свое служение в Церкви, изгнан из нее навсегда: вступить в церковный брак он не может, в причастии Святых Тайн ему отказано:
А.Ю. - Целибат - достаточно болезненная тема для современной Католической церкви. Существуют весьма представительные силы, которые ратуют за пересмотр обязательной дисциплины безбрачия священников. Дело, прежде всего в том, что вопрос о целибате - не богословский, а сугубо дисциплинарный. В XI веке подобная церковная дисциплина окончательно восторжествовала на латинском Западе. Это была необходимая мера, и все признают, что в то время целибат, введенный как абсолютная норма, спас Церковь.
М.С. - От чего спас?
А.Ю. - От разложения, в том числе нравственного. Безбрачный священник мог полностью отдавать себя церковному служению и своим прихожанам. Однако сейчас эта абсолютная норма вполне может быть пересмотрена, если Церковь сочтет это необходимым. Мир изменился, и Церковь может полностью или частично отказаться от своих былых установлений дисциплинарного характера.
М.С. - XXI век - век серьезных вызовов в адрес Церкви: это и проблемы войны и мира, отношений между исламским миром и христианским, в числе этих вызовов проблема распространения СПИДа, сравнимого разве что с чумой в Средневековье, которую называли "бичом Божьим". Мы знаем, что даже в Европе это уже проблема. Но для стран Африки - это уже не проблема, а катастрофа, миллионы мужчин и женщин, взрослых и детей оказываются носителями этой болезни, и они передают ее половым путем, поскольку жизнь тоже передается половым путем. Чтобы ни говорила Церковь о сексуальной морали, осуждая внебрачные или однополые связи, об этом можно с теологической точки зрения рассуждать довольно долго, но единственный способ защиты - это противозачаточные средства. Тем не менее, они подвергались критике и резкому осуждению со стороны Католической церкви. В результате, что, кстати, открылось после кончины Иоанна Павла II, в последние годы, эта страшная проблема поразила Африку, и теперь эта трагедия сравнима разве что с геноцидом. Почему, вы думаете, Иоанн Павел II не понял эту проблему и должным образом не отреагировал?
А.Ю. - Ну, так можно договориться до чего угодно. К примеру, утверждать, что именно Ватикан устроил чудовищный геноцид в Африке и Папа лично ответствен за истребление африканского населения. Ватикан был, и остается категорически не согласен с тем, что употребление презервативов - это панацея, единственный выход из сложившейся тяжелой ситуации. Употребление противозачаточных средств идет вразрез с католическим нравственным учением. И для отстаивания такой жесткой позиции у Католической церкви имеются достаточно весомые богословские и антропологические аргументы. В этих вопросах в понтификат Иоанна Павла II у Ватикана сформировалась очень решительная позиция и никаких компромиссов не предусматривалось. Да ведь с медицинской точки зрения утверждение, что использование презервативов полностью исключает риск заражения СПИДом, является крайне спорным. А искусственно заостренная полемика вокруг употребления презервативов становится просто инструментом антицерковной пропаганды. Но в целом, я полагаю, ситуация с противозачаточными средствами, включая презервативы, будет меняться. Прежде всего в экстремальных случаях, к которым относится и угроза массового заражения СПИДом.
М.С. - Меня очень смущает, что ожидаемые перемены опять-таки придут слишком поздно, а ведь на весах судьбы миллионов людей. Ну почему нет штаба быстрого реагирования в этом святом государстве?
А.Ю. - Видимо, потому, что, находясь на земле и решая земные проблемы, оно смотрит в вечность.
М.С. - В России всегда немало интеллигентных людей сочувствовало Католической церкви, это было и во времена империи, было это и при советской власти. Начиная со Второго Ватиканского Собора, многие верили, что это действительно Церковь меняющаяся в современном мире. А сейчас, при близком рассмотрении и достаточной информации, оказалось, что современный католицизм не сильно отличается от отечественного православия, которое современные интеллигенты почему-то всячески ругают, делая сравнения исключительно в пользу католицизма. Католическая церковь как организация, как некий институт очень противоречива, в ней действительно есть порывы вперед, но существуют и реликты, которые современный человек воспринимает с трудом. На самом деле, и Католической церкви, с ее громадным многовековым наследием, в той же степени присуще то - темное, что существует и в других религиях и Церквах.
А.Ю. - Католическая церковь - она вечная и вселенская. Поэтому она и способна объединять людей самых различных взглядов.
М.С. - Ей бы еще побольше терпимости и любви к своим собственным чадам, вот тогда вполне можно было бы думать о соединении христианских Церквей в единую и вселенскую:
