Влиятельная британская деловая газета Financial Times публикует интервью с Михаилом Ходорковским
Архив NEWSru.ru
Влиятельная британская деловая газета Financial Times публикует интервью с Михаилом Ходорковским Бывший глава ЮКОСа, ныне находится в СИЗО "Матросская тишина"
ВСЕ ФОТО
 
 
 
Влиятельная британская деловая газета Financial Times публикует интервью с Михаилом Ходорковским
Архив NEWSru.ru
 
 
 
Бывший глава ЮКОСа, ныне находится в СИЗО "Матросская тишина"
Архив NEWSru.ru
 
 
 
Описанные в статье события происходили уже в разгар противостояния между Кремлем и нефтяной компанией ЮКОС
Архив NEWSru.ru

Влиятельная британская деловая газета Financial Times публикует интервью с Михаилом Ходорковским и очерк о бывшем главе ЮКОСа, ныне находящемся в СИЗО "Матросская Тишина" (перевод статьи на сайте Inopressa.ru).

Описанные в статье события происходили уже в разгар противостояния между Кремлем и нефтяной компанией ЮКОС, глава которой покусился на святое святых - политическую власть в России.

Приводим полный перевод статьи корреспондента Financial Times Кристи Фрилэнд, опубликованной под заголовком "Падение царя".




"Этой осенью, в один из промозглых дней, я сидела в китчевом русском ресторане в деревенском стиле в Санкт-Петербурге с Михаилом Ходорковским, самым богатым в России человеком, и небольшой группой руководителей его нефтяной компании ЮКОС. Погода за окном портилась. А в зале ресторана после нескольких стопок водки при не очень большом количестве закуски все начали расслабляться.

Когда настало время тостов, вице-президент ЮКОСа Рей Леонард, американский геолог, поднял свой бокал, глубоко вдохнул и произнес тщательно подготовленную речь. "Я впервые в Санкт-Петербурге с Михаилом Борисовичем, - сказал он. - Я прочитал биографию Петра I. Петр I пригласил в страну иностранцев и был вынужден защищать их от местных жителей. Триста лет спустя изменилось немногое. ЮКОС - это небольшой микрокосм того же процесса, и я горжусь тем, что я его составная часть".

Ходорковский великодушно поблагодарил Леонарда за его слова, но в то же время счел нужным дополнить их. В конечном счете, объяснил он, истинный урок, полученный Петром I, был трагическим, а не героическим. "Мы должны помнить, что при Петре I было 24 миллиона русских и 300 тысяч из них погибло при постройке Санкт-Петербурга. Когда Петр I умирал, русских было на два миллиона меньше, чем тогда, когда он стал царем. Мы развивались быстро, мы развивались медленно, но во все времена человеческая жизнь в России не стоила и копейки".

Это был ответ, достойный восхищения, и я не думаю, что он предназначался исключительно для меня. Но этот эпизод заставил меня задуматься, какие силы определяют сегодняшнее поведение Ходорковского: гордость человека, окруженного фанатично преданными сотрудниками, которые запросто сравнивают его с Петром I, или идеализм человека, который помнит о том, что Петр I был жестоким автократом? Кто такой Ходорковский: бесчестный и тщеславный бизнесмен, который пытается расшатать позиции законно избранного российского президента, или смелый миллиардер, готовый рискнуть своей свободой и своим состоянием, чтобы остановить скатывание России к авторитаризму?

Эти вопросы начали мучить меня особенно сильно с утра прошлой субботы, когда 40-летнего Ходорковского арестовали под угрозой применения оружия, обвинили в мошенничестве и уклонении от уплаты налогов и бросили в переполненную тюрьму "Матросская Тишина". Театральное задержание Ходорковского стало кульминацией четырехмесячной правительственной кампании, направленной против олигарха, личное состояние которого оценивается в 8 млрд долларов и нефтяная компания которого контролирует ресурсы, по масштабу превышающие кувейтские.

Москва, как обычно, полнится слухами и теориями заговоров, но почти никто по обе стороны в деле Ходорковского не сомневается в фундаментальной причине его ареста: это запланированные на декабрь парламентские выборы и запланированные на весну будущего года выборы президентские.

Ключом к пониманию попыток государства установить контроль над российской политикой в преддверии этих решающих выборов является конфликт между Ходорковским, самым богатым человеком в России, и президентом Владимиром Путиным, самым могущественным человеком в России. Причем Ходорковский - это и финансовая власть, и все более мощная сила в гражданском обществе.

"ЮКОС - это часть политической игры Путина, - сказал мне лидер одной из российских либеральных политических партий. - Путин выступает против независимой позиции кого бы то ни было, включая бизнес. Я думаю, ЮКОС важен для Путина, потому что он хочет донести до бизнесменов: если хотите делать деньги, вы должны быть лояльными; а если вы не лояльны, то окажетесь в тюрьме".

Кое-то думает, что Путин прав. Бил Браудер, глава инвестиционного фонда Hermitage Capital, который работает в России уже около десяти лет, утверждает: "Хороший управляемый авторитарный режим лучше, чем олигархический мафиозный режим - а на кону только они и есть".

Находясь на вершине этой интенсивной политической битвы, Ходорковский одновременно проводит сделку, которая по задумке должна стать одной из крупнейших в мире нефтяной индустрии. Этим летом он организовал крупнейшее в России слияние ЮКОСа с нефтяной компанией "Сибнефть" и приступил к активным переговорам с ExxonMobil и ChevronTexaco по продаже пакета акций объединенного предприятия на сумму до 25 млрд долларов.

Чтобы посмотреть, как живется Ходорковскому в эти интересные времена, я присоединилась к нему на два дня в конце сентября во время его визита в Санкт-Петербург, где он выступил на встрече российских и американских представителей нефтяной индустрии. В ходе своего выступления он призвал к либерализации российской нефтепроводной системы - то есть к тому, чему государство так противится.

Во время обеда, последовавшего за официальной частью, Ходорковский высмотрел за столом руководителя "Транснефти", государственной компании по транспорту нефти. Широко улыбнувшись, Ходорковский громко спросил: "Ну как, вам понравилась моя лояльная речь?" Босс "Транснефти", краснолицый мужчина, еле подавляющий свой гнев, прокричал в ответ: "Если это была лояльность, то я - троллейбус!" "А где же ваши фары?" - так же громко прокричал Ходорковский, сложив пальцы кружочком вокруг глаз, изображая фары. Было понятно, что лояльность кремлевской линии стала для него предметом для шуток. Об этих шутках он теперь имеет возможность поразмыслить на досуге в тюремной камере.

Владимир Путин искал конфронтации с олигархами, которые контролируют высоты российской экономики, с того самого момента, как в 2000 году он сменил на посту президента Бориса Ельцина. Путин собрал олигархов в Кремле и объявил новые условия сделки: им разрешалось сохранить огромные ресурсы, приобретенные в ельцинскую эру, но вход в политику, в которой они традиционно играли видную роль, был отныне закрыт. На протяжении последних трех лет это соглашение соблюдалось.

Два олигарха - Владимир Гусинский и Борис Березовский - не смогли отказаться от политики, и их вытеснили из страны. Остальные сосредоточились на бизнесе и стали еще более сказочно богаты. Преуспевал и Ходорковский, превратившись из объекта ненависти западных инвесторов в их любимца. Этой весной, однако, Ходорковский начал намекать, что он хотел бы заняться политикой. Он стал отдавать все больше времени и денег "Открытой России", некоммерческой организации, основанной им в 2001 году для содействия развитию гражданского общества.

Он публично признал, что он и другие крупные акционеры ЮКОСа сделали личные вложения в две политические партии: либеральный Союз правых сил и социал-демократическое "Яблоко". Также Ходорковский сообщил, что часть видных акционеров ЮКОСа поддержала коммунистов, крупнейшую политическую партию в России.

Появились предположения, что действительные политические амбиции Ходорковского могут оказаться еще более грандиозными. В десятках интервью за последние пять лет, включая и данное мне в 1998 году, он говорил, что планирует покинуть бизнес, когда ему исполнится 45 лет. Все думали, что тогда он просто начнет получать удовольствие от своего богатства. Но когда в начале этого года Ходорковский расширил свою гражданскую и политическую деятельность, наблюдатели начали указывать, что его 45-летие выпадает на 2008 год - как раз тогда по Конституции Путин после двух сроков президентского правления должен навсегда покинуть кресло президента.

Казалось, что в основании этого наблюдения лежат не только слухи. Любой и каждый в московском политическом и деловом истеблишменте мог припомнить, по крайней мере, одну беседу с каким-нибудь высокопоставленным представителем ЮКОСа, якобы рассказывавшем о намерении Ходорковского стать премьер-министром.

Самый радикальный вариант предлагает один из двух вытесненных из России олигархов. Он ссылается на собственный рассказ Ходорковского о его встрече с Путиным, которая состоялась этой весной. На встрече Ходорковский предложил президенту внести изменения в российскую конституцию. Россия, сказал он Путину, должна стать парламентской демократией, в которой Ходорковский займет пост премьер-министра, а Путин будет играть престижную, но во многом парадную роль спикера. Когда я попросила Ходорковского прокомментировать эту историю, он отказался сказать что-либо о своих претензиях на пост премьер-министра, однако открыто подтвердил, что поддерживает изменения во власти (законные изменения, подчеркнул он): переход от российского президентства, сходного с царствованием, к системе, похожей на французскую, с более влиятельным и устойчивым премьер-министром.

Вряд ли можно утверждать наверняка, кто, что и кому поведал за высокими красными стенами кремлевской крепости, когда политические амбиции Ходорковского стали более очевидными. Но ясно одно: ЮКОС и Ходорковский попали под сильный огонь, интенсивность которого все возрастает. 2 июля этого года был арестован Платон Лебедев, крупный акционер ЮКОСа. После этого другой крупный акционер ЮКОСа уехал в Израиль, а еще один был обвинен в уклонении от уплаты налогов и находится под подпиской о невыезде. Милиция провела несколько рейдов в помещениях ЮКОСа, его юристов, пиар-компании, работающей на политическую партию, которую поддерживает ЮКОС, и даже в детском доме, финансируемом ЮКОСом.

В четверг Генеральная прокуратура "заморозила" крупный пакет акций ЮКОСа, вызвав опасения насчет его возможной конфискации. Среди обвинений, предъявляемых акционерам и некоторым сотрудникам ЮКОСа, - убийство и покушение на убийство, неуплата налогов и нарушения законов во время приватизации 1994 года.

ЮКОС категорически отрицает все обвинения, и, прежде всего, обвинения в убийстве. "Я могу сказать с абсолютной уверенностью, что никто в нашей компании не связан с убийствами по контракту и не участвовал в них в прошлом, - заявил Ходорковский в прошлом месяце. - Никаких убийств по контракту не было". Одно из самых грозных обвинений - это обвинение в убийстве мэра сибирского нефтяного города Нефтеюганска. Мэр выступал против планов расширения деятельности ЮКОСа и был застрелен в день рождения Ходорковского в 1998 году. Для московских сочинителей мифов это совпадение оказалось слишком соблазнительным, чтобы закрыть на него глаза, и это убийство стали шепотом называть подарочком ревностного подчиненного ко дню рождения Ходорковского.

Вряд ли нужно напоминать, что формально Ходорковский это обвинение оспорил. Более интересным мне показалось то, что рассказ Ходорковского в неформальных беседах об ужасе, испытанном им после получения известия об убийстве мэра, звучал очень искренно и ненадуманно.

Телефон зазвонил в 8 утра. Это был один из сотрудников ЮКОСа. Застрелен мэр. "Он жив?" - спрашивает Ходорковский. Ответ потряс его до глубины души: "Да как он мог выжить?! Из его головы вытек стакан мозгов!" Ходорковский еще раз повторяет последнюю фразу. Картину, возникшую перед глазами, он не забудет никогда.

Этим летом на фоне одного рейда за другим казалось неизбежным, что прокуратура, в конце концов, доберется и до Ходорковского. Вот почему во время встречи с Ходорковским меня более всего интересовало то, намерен ли он публично капитулировать, принеся извинения Путину за свою политическую деятельность и пообещав оставаться вне политики в будущем, или просто тихо уйти. После первых арестов в начале июля высокопоставленный представитель ЮКОСа рассказал мне, что Ходорковский именно об этом и думал. "Мы обсуждали план полной односторонней капитуляции, - поведал он мне за ужином в украинском ресторане "Шинок" в Москве. - Но мы решили, что это будет слишком опасно: наши оппоненты в Кремле сочтут это признаком слабости".

Ходорковский решил остаться и принять бой. Через несколько часов после ареста адвокат Ходорковского зачитал его заявление: я не сожалею ни о чем из того, что сделал, и не сожалею о том, что произошло сегодня. Вновь увидев Ходорковского, я осознала, что сворачивать с избранного пути он не намерен.

Ходорковский - обаятельный мужчина с мягкими манерами, спокойным голосом, добрыми карими глазами, очень чистыми руками и склонностью ухмыляться, когда нервничает. Когда я впервые встретилась с ним в середине 1990-х, он немного заикался, но зрелость и успех, похоже, победили этот тик. Он никогда не снимает очков с толстыми стеклами - сегодня это модные очки без оправы - и не так уж часто надевает костюм и галстук.

Встретив его в гостях у своего российского друга, вы запросто примете его за скромного интеллектуала-профессора технических наук, например, математики. Как и многим другим влиятельным людям, ему всегда нравилось притворяться, что им чуточку командует жена. В 1996 году, беседуя со мной за чаем, Ходорковский пожаловался, что его жена Инна, красивая темноглазая женщина, с которой они вместе учились в университете, изматывает его всяческими диетами и заставляет ходить на концерты классической музыки.

Но, конечно же, Ходорковский - не тихий профессор и не забитый супруг. Он - магнат, достигший процветания в нелегком нефтяном бизнесе.

Не успели мы устроиться в серых кожаных креслах самолета Ту-134, который должен был доставить Ходорковского и его помощников в Санкт-Петербург на нефтяную конференцию, как он с негодованием отбросил газету. "Он (Путин) опять нарушает конституцию!" - воскликнул Ходорковский.

Не успели мы приземлиться и сесть в его черный Mercedes-SUV с тонированными стеклами, как зазвонил мобильный телефон. "Да!" - с триумфом воскликнул Ходорковский в трубку. Звонили из сибирского города Томска, где только что суд вынес решение в пользу ЮКОСа по одному из сотен расследований, которые правительство обрушило на ЮКОС на разных уровнях. "Это не будет иметь решающего значения, - признал Ходорковский, - но иногда выигрывать приятно".

Когда Ходорковский вошел в конференц-зал в Санкт-Петербурге, другой российский нефтяной магнат обратил внимание на его новую более короткую стрижку. "Готовлюсь к тюрьме", - пошутил Ходорковский с суровой улыбкой на лице.

Ходорковский всегда хотел быть бизнесменом - или коммунистическим эквивалентом такового. Сколько он себя помнит, он всегда хотел быть директором завода. Когда ему было пять лет, дети в детском саду так и прозвали его: "директор", потому что он часто и громко заявлял о своих амбициях. У него были некоторые преимущества. Он родился в Москве, его отец был инженером. Оба - и мать, и отец - работали на московском инструментальном заводе "Калибр". Однако они не принадлежали к партийной элите, да плюс к этому отец Ходорковского был евреем.

Не имея семейных связей, Ходорковский был вынужден пробиваться сам, что он и делал. К 1986 году, к моменту окончания Московского института тонких химических технологий им. Менделеева, он был заместителем секретаря комитета комсомола.

"Ходорковский всегда имел талант к власти, - заметил в прошлом месяце другой российский олигарх. - С такими еврейскими корнями, как у него, стать заместителем секретаря комитета комсомола было довольно сложно. Если бы в один прекрасный день я заявил родителям, что хочу попробовать это сделать, они решили бы, что я сошел с ума".

Одной из важных причин успеха Ходорковского было его уважительное, почти смиренное отношение к старшим и более влиятельным людям.

Даже к концу 1990-х, когда быстро приобретенное богатство превратило некоторых олигархов в важничающих напоказ новых русских, Ходорковский по-прежнему был скромен.

После того как в 1998 году пост премьер-министра ненадолго занял 68-летний бывший советский шпион Евгений Примаков, Ходорковский быстро установил с ним хорошие рабочие отношения, несмотря на то, что их разделяла пропасть возраста и жизненного опыта. "Мы были как кошка и динозавр, - рассказывает Ходорковский. - Но с людьми его возраста я всегда веду себя уважительно, и по этой причине они всегда относятся ко мне хорошо".

Самое примечательное из моих воспоминаний о Ходорковском того периода - это его замечание во время обеда со мной и несколькими моими коллегами по перу в 1995 году. Мы спросили его, что значит заниматься бизнесом в стране, которая всего четыре года назад была коммунистической. Его ответ был искренним и удивил нас всех.

Вы должны понять, сказал он, что государство до сих пор играет для бизнеса чрезвычайно важную роль. Насколько важную? Настолько, что, если бы премьер-министр попросил его освободить пост главы собственного частного банка, он сделал бы это незамедлительно.

Учась завязывать хорошие отношения в правительстве, в то же время Ходорковский учился делать деньги. Взращенный комсомолом, в относительно раскованной атмосфере Советского Союза при Михаиле Горбачеве молодой студент Ходорковский попробовал себя во всем, в чем было возможно. Его студенческое кафе "прогорело", чуть больше ему повезло с импортом компьютеров.

Больших успехов достиг его банк МЕНАТЕП, сыграв на прорехах, возникших при переходе от центрального планирования к рыночной экономике. Нажив капитал на банковской деятельности, Ходорковский оказался готов разыграть джек-пот - приватизацию по бросовым ценам всех промышленных и природных ресурсов России.

Приобретения МЕНАТЕПа варьировались от подмосковного завода по производству литья из титана, магния до текстильных фабрик, стекольных заводов и пищевых производств. Но поворотным моментом - трансакцией, которая перевела состояние Ходорковского из миллионов в миллиарды и превратила его из бизнесмена в магната, - стала темная и противоречивая приватизационная схема, известная как "заем в обмен на активы".

Пакт о "займе в обмен на активы" от 1995 года - один из самых постыдных моментов в посткоммунистической России. В обмен на политическую поддержку правительство передало контроль над самыми ценными природными ресурсами горстке бизнесменов, включая Ходорковского, по цене, значительно ниже их рыночной стоимости. Передача ресурсов по этой схеме была практически подарком: в результате сделки "заем в обмен на активы " и в связанного с ней инвестиционного тендера группа Ходорковского заплатила за контроль над 78% акций ЮКОСа 309 млн долларов.

Один из самых популярных в России вопросов звучит так: кто виноват? Для тех россиян, которые недовольны посткоммунистическим распределением ресурсов, - а таких много: как минимум, 30 млн человек, живущих за чертой бедности, - обсуждение вопроса "кто виноват" сегодня начинается с займов в обмен на активы.

Вплоть до сего дня российские реформисты, которые организовали приватизации, утверждают, что это был единственный способ не допустить коммунистов к власти и гарантировать, что Россия пойдет по капиталистическому пути. "Я прекрасно понимаю программу займов в обмен на активы, - сказал мне в 1998 году Егор Гайдар, планировщик рыночных реформ в России. - Займы в обмен на активы помогли добиться того, чтобы Зюганов не попал в Кремль. Это был необходимый пакт".

Участие государства в сделках "займы в обмен на активы" сыграло серьезную роль в становлении олигархов, которые жаждут, чтобы их считали создателями свободного рынка - и самой свободы - в России.

Но в воображении российского народа и в глазах путинских прокуроров олигархи - это главари славянской мафии, люди, которые пробивали себе путь к невероятным богатствам взятками, кражами и убийствами.

Они - капиталистические эксплуататоры, которых яростно поносили на протяжении 70 лет коммунизма. Последнее обвинение оправданно: раздел собственности действительно был несправедливым. Но в то же время это обвинение незаслуженно, ибо главным виновником этой несправедливости было государство, а не олигархи.

Еще одна крупная проблема для олигархов - не для Кремля, которому удобно иметь такой предлог, чтобы можно арестовать кого угодно, - заключается в том, что не все сделки были такими "черно-белыми", как "займы в обмен на активы" - монстр, санкционированный государством. Зачастую закон, который во многом до сих пор базируется на антикапиталистическом кодексе, был темным и противоречивым, законы вообще исполнялись урывками, а судей и аппаратчиков можно было купить.

Как недавно объяснил мне Гайдар, "конечно, нарушения были, но в основном они были обусловлены отсутствием четкости в законах. Закон еще только формировался". В наши дни западные инвесторы выискивают "чистых" олигархов, таких, с которыми можно вести дела, не опасаясь, что завтра их обвинят в мошенничестве или убийстве. Однако ветераны московской арены полагают, что такие поиски не дадут плодов.

Когда я спросила Билла Браудера (его фонд Hermitage Capital управляет 1,2 млрд долларов), может ли он сказать хотя бы об одном российском бизнесмене, что тот предельно чист, Браудер широко улыбнулся и произнес одно слово: "Нет". Стефен Дженнингс, глава Renaissance Capital, был чуть более многословен.

"В России нет богатых "ангелов", - сказал он мне, когда я заглянула в его московский офис. - Все нарушили множество законов и сделали множество плохих вещей, чтобы получить средства, которые у них сейчас есть. В основе большинства крупных состояний лежит несколько смертей".

Российский бизнес-мир, вне всякого сомнения, - место довольно опасное. Когда самолет ЮКОСа приземлился, стюард принес в одной руке пальто, а в другой - прозрачный пакет с револьверами для телохранителей. Однако все олигархи отрицают, что прибегают к насилию как к приему ведения бизнеса. Они признают, что используют обрывочное российское законодательство с максимальной пользой для себя. Так, олигарх Михаил Фридман, который этой весной успешно завершил российскую сделку года, продав 50% нефтяной компании ТНК британскому нефтяному гиганту BP, для покупки ценных нефтяных ресурсов использовал российские законы о банкротстве. Его тактика, заверил он меня, была "законной", но в то же время "агрессивной" и, возможно, "не совсем в рамках законности в международном понимании".

Еще одним "агрессором" стал Ходорковский, который, к удивлению и возмущению некоторых аналитиков, не боялся сталкиваться с западными инвесторами. Приобретение ЮКОСа было только первым шагом. ЮКОС сам по себе был холдинговой компанией, включающей дочерние нефтеперерабатывающие предприятия, которые и контролировали нефтяные месторождения.

ЮКОС владел этими компаниями только частично. Чтобы сделать ЮКОС достойной компанией, Ходорковскому требовалось установить абсолютный контроль надо всеми дочерними компаниями. На этом пути была одна серьезная загвоздка: отдельные доли в этих компаниях были уже проданы во время предыдущих приватизаций. Одними из самых рьяных покупателей были западные финансовые инвесторы, учуявшие возможность скупить российские нефтяные ресурсы по дешевке.

Ходорковский должен был их выжить. "Западное корпоративное управление считало Ходорковского плохим парнем потому, что он не хотел, чтобы его добром владела кучка чужих людей", - объяснил мне Браудер, когда мы летели из Лондона в Москву.

Ходорковский выживал их с такой агрессией и такой ловкостью, которые ошеломили до сего момента хладнокровное московское бизнес-сообщество. Мелким акционерам угрожали ослаблением, была сформирована запутанная сеть загадочных оффшорных компаний, созданы технические и физические препятствия, которые мешали инакомыслящим инвесторам голосовать на встречах ключевых акционеров.

Все это происходило на фоне того, как некоторые олигархи озаботились своей репутацией за границей: они обихаживали стратегических западных инвесторов и готовились представить списки акций в Лондоне и Нью-Йорке. Они освежали свои познания в английском, нанимали дорогие западные пиар-компании и учились пересыпать свои публичные выступления словечками вроде "прозрачность" и "западное корпоративное управление".

Ходорковский тоже нанял пиарщиков, но его основной расчет был прост и безжалостен. О своем имидже на Западе он позаботится позднее. Прежде всего, ему было нужно установить полный контроль над компанией. Через пять лет, убеждал меня один из руководителей ЮКОСа в разгар тех событий, об этом никто и помнить не будет. Он оказался совершенно прав.

Сегодня Ходорковского по-прежнему ненавидят многие люди. Но все согласны в одном: Ходорковский-2003 - это выдающийся бизнесмен-руководитель, лучший в России, а ЮКОС - это самая прозрачная компания с лучшим в России управлением. Даже слово новое появилось - "юкосизация": процесс, в ходе которого сомнительная российская компания достигает западных стандартов. "ЮКОС на голову выше всех остальных, - отмечает Браудер. - Все, что они делают, получается лучше. Это - крепкая компания".

Для укрепления ЮКОСа Ходорковский сделал две вещи. Во-первых, он улучшил рабочий процесс и, во-вторых, улучшил отношение компании к инвесторам. Когда россияне серьезно подходят к реформам, у них проявляется особая черта - стремление объединить импортированные западные ноу-хау с доморощенной свирепостью. Вспомните о Петре I или Иосифе Сталине. Эта немного пугающая комбинация присутствует и в ЮКОСе, блестящий московский офис которого переполнен возбужденными иностранцами с покрасневшими глазами. Иностранцами, которые наконец научились любить то, что Рей Леонард называет "экстремальным спортом" нефтяной индустрии.

Когда Леонард, геолог из Техаса, который сравнивал Ходорковского с Петром I, впервые пришел в ЮКОС три года назад, он с ужасом обнаружил, что над теми же проектами, над которыми поручали трудиться ему, работала команда конкурентов. "Западный менеджер счел бы это проявлением огромного недоверия", - признается Леонард. Теперь Леонард устраивает такие же неумолимые внутренние соревнования в своем собственном отделе. "Рабочие встречи по понедельникам больше походят на внутренние сражения", - рассказывает Леонард с усталой улыбкой. Вчера он до двух часов ночи совещался с Ходорковским. На одном из таких совещаний, вспоминает Леонард, босс ЮКОСа "назвал меня импотентом. Это был ужасный момент, потому что это означало, что я стал одним из них".

Сам Ходорковский не слишком часто прибегает к крику, но не скрывает, что его стиль управления авторитарный. Он безжалостно избавляется от советских методов работы и держит в черном теле своих рабочих. В конце 1990-х он установил на одном из предприятий скрытые камеры и заявил, что будет равнодушно увольнять всех, кто ведет себя не так, как положено.

Еженедельно он получает составленный службой безопасности доклад о количестве рабочих ЮКОСа, застигнутых на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения. В течение первых нескольких месяцев после покупки ЮКОСа он уволил несколько тысяч пьяниц, а это много даже для 100-тысячного ЮКОСа. За одну из недель последнего сентября пьяных на работе было зафиксировано всего 27. Из них 90% должно быть уволено, гласит правило Ходорковского.

Второй задачей Ходорковского было улучшение корпоративного управления компанией и ее отношений с инвесторами. Ходорковский сделал финансовым директором иностранца, договорился с мелкими акционерами и привел бухгалтерию компании в соответствие с международными стандартами.

Я собственными глазами увидела изменения в 2000 году, когда Ходорковский приехал ко мне в мой офис в Лондоне. В конце нашего разговора он попросил разрешения воспользоваться моим компьютером. Он кликнул на цены акций ЮКОСа и с радостью отметил, насколько они поднялись за день.

Ходорковский был первым олигархом, который официально обнародовал размер собственного пакета акций и пакетов своих партнеров. По данным Браудера, в ЮКОСе не осталось никаких неясных вопросов из сферы корпоративного управления. "Можно обратиться к деталям и увидеть, что происходит", - отмечает Браудер.

Кампания по реструктуризации ЮКОСа прошла очень успешно. Себестоимость производства сократилась на две трети, а цены на акции резко возросли.

Трансформация ЮКОСа принесла Ходорковскому известность в России и уважение на Западе. Когда в этом году ЮКОС праздновал свое 10-летие, поздравительные письма Ходорковскому направили такие известные представители международной нефтяной индустрии, как Ли Реймонд из Exxon, Дэвид О'Рейлли из Chevron и Лорд Браун из BP.

Ходорковский встречался с советником по национальной безопасности США Кондолизой Райс, он поддерживает хорошие отношения с американском послом в России - они называют друг друга по имени.

Когда летом 2002 года BP взялась за поиски партнера в России, Ходорковский проявил заинтересованность в сотрудничестве, но только на собственных условиях: он настаивал на сохранении контроля над компанией. Он не хотел продавать свою компанию, потому что успех в перевоплощении ЮКОСа вдохновил его на новую цель: он захотел создать первую в России многонациональную компанию. "Я знаю, как я завершу свою карьеру в бизнесе, - признался мне Ходорковский. - Я построю лучшую в России компанию и попытаюсь сделать ее международной".

Что превратило Ходорковского из спокойного аполитичного магната в яркого демократического активиста, остается загадкой даже для него самого. Все, чего я смогла добиться от него, это замечания: "Да, некогда я был абсолютно равнодушным в этом отношении, но люди со временем меняются, они созревают".

Некоторые олигархи обратились к традиционным для богачей и мировых знаменитостей занятиям и престижным расходам. Однако личные пристрастия Ходорковского довольно умеренны: на каникулы он вывозит семью в Финляндию, а его дом внешне ничем не отличается от большинства домов, в которых проживает верхушка среднего класса. Ходорковский считает, что богатство, передаваемое по наследству, портит человека, и поэтому он собирается оставить каждому из своих четверых детей только по миллиону или около того. Вместо того чтобы оставить все детям, Ходорковский решил, что его второй карьерой станет возвращение России денег, которые он нажил, делая карьеру первую.

Решение Ходорковского не беспрецедентно: он приводит в пример американских баронов-разбойников XIX века и современных филантропов, таких, как Билл Гейтс. Как и они, Ходорковский вкладывает деньги в общественный сектор, начиная с доступа в интернет для сельских библиотек и заканчивая программами обмена студентами. Но в условиях российской еле-еле оперившейся демократии любая активная общественная деятельность имеет определенный политический оттенок. Ходорковский разозлил Кремль, напрямую включившись в политику, открыто финансируя политические партии и поддерживая решение некоторых ключевых акционеров ЮКОСа участвовать в парламентских выборах.

Сегодня сложно судить, чего Ходорковский и его партнеры надеялись достичь. Пытался ли он, как полагают его критики, получить контроль над влиятельным парламентским блоком в свете приближающихся выборов и сделать себя политическим хозяином России? Он вполне мог, и, конечно, у него хватило бы дерзости, чтобы попытаться. Но независимо от того, какие мотивы двигали Ходорковским на самом деле, первый арест представителя ЮКОСа 2 июля изменил все.

В тот день вторая карьера Ходорковского превратилась практически в мессианскую: он не капитулирует перед "ястребами" Кремля и посвятит себя построению политической альтернативы их правлению. Вопрос, на который я пыталась добиться ответа во время встречи с Ходорковским, заключался в том, почему он не может просто отказаться от своих политических намерений. Ведь это, казалось бы, единственный способ сохранить свою компанию и не попасть в тюрьму. Ответ Ходорковского звучал твердо. "Я вспоминаю наши дискуссии с президентом и совершенно согласен, что бизнес не может и не должен участвовать в политике. Но в то же время по нашей Конституции у меня те же гражданские права, что и у остальных граждан. И пока у меня есть силы, я готов сражаться с той точкой зрения, согласно которой, для того, чтобы обезопасить свою собственность - я должен отречься от своих гражданских прав. Я не думаю, что такая политика правильна".

Чем подобное заканчивается, помнят все. После Октябрьской революции многие решили пойти на компромисс. Это привело к пяти миллионам убитых и десяткам миллионов заключенных. Белые офицеры бежали из страны, не желая сражаться за свои права в своей же стране. И чем это кончилось? Если бы они остались и продолжили сражаться, в живых осталось бы 30 миллионов их сограждан.

Несмотря на все торжественные заявления, Ходорковского все же сложно считать Андреем Сахаровым современной России. Его приверженность построению гражданского общества относительно нова и может быть обусловлена не только национальными интересами, но и стремлением к личной славе. В то же время на обратном пути в Москву он заявил, что готов отправиться в тюрьму, если потребуется.

Он еще молод и богат. Когда-нибудь властям придется освободить его, и тогда он продолжит свою борьбу. По словам нескольких ведущих российских политиков, бизнесменов и высокопоставленных сотрудников ЮКОСа, им Ходорковский говорил то же самое. Многие считают, что переполненная, пропитанная туберкулезом тюремная камера обуздает его браваду. Лишь один из тех, с кем мне удалось побеседовать, уверен, что Ходорковский выстоит. "Все мы (олигархи) привыкли рисковать по-крупному, а Путин - это не самый важный в мире человек. Для Путина заключение Ходорковского опасно. Ходорковский молод, и, когда он в конце концов выйдет на волю, у президента появится очень богатый оппонент с личным против него предубеждением. И Путину не останется ничего другого, как только его расстрелять".