Редакция NEWSru Israel обратилась к четырем русскоязычным журналистам, работавшим во время войны в Ливане, с просьбой: выразить то впечатление, которое произвело на них пребывание на ливанской территории. Это - дневниковые записи журналистов, каждый из которых выбрал свою форму для описания войны, свидетелем которой он стал.
Григорий Асмолов, газета "Коммерсант"
регулярно делал репортажи с северной границы Израиля, за две недели до окончания боев побывал в Южном Ливане
Обычно, пересечение границы любой страны - это ритуал. Пограничники, паспортный контроль, печать в паспорте... А тут, если бы командир танка не сообщил по внутренней связи "Добро пожаловать в Ливан", я бы оставался не в пространстве Израиля или Ливана, а в пространстве "кормовой части" танка. И надо сказать там очень неуютно, не потому что неудобно или страшно, а потому что ты полностью оторван от мира и происходящее никак не контролируешь - ты заперт в этой темноте, и какая разница Ливан это, Израиль или Папуа-Новая Гвинея.
Потом тебе вдруг говорят - "вылезай", как младенцу, которого вынашивали девять месяцев - мол, пора... И ты не знаешь, что там... Вроде бы Ливан. И ты рождаешься в этот Ливан, видишь идущих по выжженной земле военных, идешь с ними, разговариваешь, куда-то приходишь, ждешь: начнут ли по тебе стрелять (не начинают) или просто спишь, потому что жарко, и в этом Ливане, кроме летающих над головой артиллерийских снарядов, ничего не происходит, а потом тебя опять сажают в танк, и увозят обратно.
И какой-то морок не дает покоя... А может это и не был Ливан, а может этого Ливана вообще нет... И только когда ты выходишь из чрева танка на землю Израиля, и в первой сводке новостей, которую ты слышишь, снова звучат имена погибших, ты понимаешь, что Ливан все-таки есть.
Евгений Сандро, российский телеканал НТВ
освещал эту войну и из Ливана (первые недели), и из Израиля (регулярно делал репортажи из зоны боевых действий)
Говорят, что для каждого времени есть свои "страшилки". Вон, во Второй мировой Дрезден разбомбили дотла - и никто не переживал. Прошло много лет. Курта Воннегута, который написал страшную книжку про уничтожение Дрездена "Бойня номер 5 или Крестовый поход детей", сейчас бы назвали антисемитом только за жалость к убитым обычным людям. И все эти "кто выиграл, а кто проиграл" - гадость, потому что на войне всегда убивают вот таких, обычных. И там и тут...
Из дневника:
Бомба падает - банки валятся на пол: тушенка, кукуруза, печенье. Старик поднимает банки, протирает. Товар должен блестеть.
Плохо, что грязно, серая клетчатая рубаха рваная. Плохо, что нет покупателей. Плохо, что на другой стороне улицы - вот за этим домом - других теперь нет. Там теперь пусто. У старика при лавке жили две собаки. Одну он убил сам, палкой. Когда понял, что она жрет человечину. Человечину жрать нельзя. Другая собака убежала сама. У нее скоро щенки. Она убежала в разрушенные дома, там и родит щенков, и выходит их.
- Почему не уехал?
- А куда я уеду? Кто будет смотреть за лавкой? И умирать давно уже пора, у меня друзей-то не осталось, все уже там.
Шарах. Пылища повсюду. Банки падают на пол, старик тоже. Потом поднимается и собирает банки, прижимая к груди.
Сергей Гранкин, международный телеканал RTVi
почти ежедневно делал репортажи из северных пограничных районов Израиля, в последние дни войны работал в Южном Ливане
12 июля, около полудня, когда Дан Халуц уже вытащил свои деньги, но еще не знал, что началась война, я болтался между Штулой и Авивим. Бардак был страшный. Дорогу из Штулы к границе перекрыть сообразили, а из Авивим можно было спокойно уехать в Ливан. Хорошо, что боевики в атаку не перешли. Джипы горели, внутри лежали обугленные тела солдат, их никто не вытаскивал - не до того. Вертолеты молотили из всех видов оружия по пустым вышкам "Хизбаллах". Танк уходил в свой последний бой на наших глазах. Поддержки с воздуха не было. Командиры еще не знали, что здесь не Газа и не Шхем. "Погоня, погоня, погоня в горячей крови". Он подорвался на фугасе через полчаса.
14 августа, в день прекращения огня я записал в своем дневнике стихотворение великого и очень любимого мной поэта.
Мой Tелемак,
Tроянская война
окончена.
Кто победил - не помню.
Должно быть, греки:
столько мертвецов вне дома бросить
могут только греки...
И все-таки,
ведущая домой дорога
оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон,
пока мы там теряли время,
растянул пространство.
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной.
Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни...*
Что называется - умри, лучше не скажешь.
Ну, а главное впечатление - это, пожалуй, смена полюсов. В тылу было намного страшнее и тяжелее, чем на фронте. Дома вообще воевать неприятно, а уж когда его еще и бомбят - становится просто страшно. Возникает ощущение беззащитности и бессильной злобы.
Из стихотворения И.Бродского "Одиссей Телемаку" (Прим.ред.)
Наталья Мозговая, газета Yedioth Ahronoth
в июле-августе работала на северной границе Израиля, неоднократно бывала на территории Южного Ливана
После израильских городов на севере с бесконечными завываниями сирен выяснилось, что грохот артиллерии на границе и за ней напрягает куда меньше. По статистике, шансы схлопотать пулю, противотанковую ракету или минометный снаряд там был не меньше, но без тревоги как-то сподручнее было работать. А то едешь по городу - тревога, улицы вымирают - а ты один, как дурак, прешься на машине туда, где грохнула ракета. Тем более что бронежилет вместе с каской весят чуть не больше меня, так что воспользоваться ими как-то не пришлось.
За солдат было обидно. Те, кто были в Ливане, действительно выкладывались по полной программе, отчаянно пытаясь понять, чего "верхушка" от них хочет. Мерзкое чувство, когда ощущаешь себя мишенью на чужой выжженной земле, - слышишь грохот, свист - и не всегда понимаешь, свои стреляют или чужие, и главное, откуда.
Солдаты с их тяжелой амуницией на нас смотрели, как на психов - мол, детский сад на прогулку вышел. Когда приходилось встречать рассвет по ливанскую сторону границы, при взгляде на холмы, поля, зелень, сады и их виллы, над которыми еще стлался дымок пожарищ после ночных артобстрелов, думалось: "Какой идиотизм. Здесь надо домики строить для отдыха в деревенском стиле, а не минные поля боронить". Такой мороз по коже неприятный, когда тебя на иврите инструктируют: "А это поле с минами против человека". "Противопехотная мина" звучит как-то менее жутко.
Уже после прекращения огня, в день выхода последних резервистов, встречали их еще в Ливане, в 5 утра. Настроение у всех по поводу выхода было вполне позитивное, и когда мы им заорали с головного БТРа: "Бегом, а то булочек с какао не останется!" - в ответ послышался хохот. Такой момент облегчения был - по этому смеху сразу понятно стало, что в этом отряде нет погибших.
